Я попробую оглянуться назад. Попробую снять очки. Тёмные и розовые

Последние десятилетия прибавили нам барахла на прилавках, иллюзорную свободу, принесли Интернет и тотальную коррупцию, пиар и растущую смертность. Советский век

Одно из первых воспоминаний детства – холод. Наш дом, построенный строителями из братской Армении, первую зиму нас просто вымораживал.

Я сидел укутанный под постоянно топившейся печкой, а отец стучал молотком и отборным матом «конопатил» кривые косяки и рамы.

Родителей видел реже, чем хотелось: батя – в поле, мать – на ферме. Сутками. Вечером пытаюсь ткнуться в пропахший навозом подол материнского халата, в ответ шершавая ладошка пару раз проведёт по вихрастой голове.

– Санечка, мать устала. Света белого не вижу…

Они этого «света», по моему, не видели никогда, за весь свой короткий земной век.

Ферма, печка, огород, трактор, поле. Тарелка густого борща, запотевшая кружка браги с устатку.

Раз в год поездка в Хабаровск «мальчика в школу собрать». И снова по изматывающему кругу жизни.

Газет выписывали много, читать их было некогда – больше для растопки печи. Только я любил их читать-проглатывать. Передовицы с поцелуями вождей, пространные стенограммы съездов пропускал. Читал материалы «жизненные» и про артистов.

Тогда сельский человек был забит, и жизнь у него была бóльшей частью беспросветная. Вечный труд. Деньжат не много. Несколько тысчонок на «книжке». Кровати с пружинной сеткой, баня раз в неделю и жуть про то, что Америка и китайцы скоро нападут на нас войной. Это вечные тени моего детства.

Бабушки мои, родившиеся на зорьке ХХ века, ту жизнь считали хорошей. Про свою им вспомнить было особо нечего. Вереница войн, голодовки, труд тяжелей и ещё более адский, чем у моих родителей. Раннее вдовство, бесконечность родов и ни одного аборта. Половина детей умерла, половина выжила. Они помнили до самого своего последнего вздоха всех мальчиков своих и девочек, которых младенцами умертвила нищета и «темнота» жизни.

Но тогда «горели» бесплатные путёвки в санатории, рабочком уговаривал народ съездить отдохнуть и полечиться.

Меня бесплатно отправили во всероссийский лагерь «Орлёнок». Медицина была равнодоступна для всех. Образование тоже. Вершиной «взяток» в дальневосточном советском вузе было скинуться преподавателю на незатейливый подарок или пригласить в ресторан поужинать.

Самолёты летали в самые отдалённые посёлки и райцентры регулярно и меньше падали.

Тогдашние вожди жили примерно на одной волне с народом. Были в массе своей аскетичны, менее циничны и лицемерны.

Был патриотизм, идеология и идея. Мы стремились в бесконечное светлое будущее. Потом всё это назвали утопией, ложью и порушили до основания.

Государство обокрало несчастные «книжки» с их тысчонками и велело всем жить по-новому: без руководящей и направляющей роли партии, а с Богом в душе…

Новая жизнь

Магазины стали полны товара. Ушёл из лексикона унизительный глагол «достать». Пришло словосочетание «не на что».

Газеты стали писать всё, что хотели и за что платили. Телевидение стало называться на полном серьёзе «общественным».

Депутатские заседания всё больше стали походить на шоу, а прилагательное «народный» ушло из депутатской и избирательной лексики.

Вожди стали миллионерами, и им совсем незазорно декларировать доходы в десятки раз превышающие зарплаты.

Власть поделила недра, леса и поля. Между собой. Теперь на полном серьёзе «Газпром» называют национальным достоянием страны. И не поперхнутся.

Стала рушиться медицина, районные больницы ветшают в массе своей. Нет врачей. Им платят оскорбительно мало. Сельские школы превращаются в собесы. Учителя в них не идут. Учить стало не престижно.

Перед россиянами открылся весь мир – можно ехать куда угодно. Было бы на что. В нашу жизнь вновь пришла партия, которая называет себя «партией власти». Взяв на вооружение всё худшее от КПСС…

Свободы в прессе становится всё меньше, хотя законы те же с демократических 90-х. Но отношение к ним стало другое.

Коррупция стала национальным составляющим. Стало меньше фильмов, а больше сериалов. Меньше книг, а больше чтива.

Милиция, прокуратура и следственный комитет запутались в полномочиях.

Преступность растёт, а законы всё более и более лояльны. Педофилия скоро будет судиться как мелкое жульничество.

Стало больше золота на куполах наших храмов, и всё меньше Бога в сердцах и поступках.

Молодёжь более продвинутая, и на ты с нанотехнологиями. Стало больше компьютеров и меньше приличных самолётов. Рушится советское, нового российского и бесконечно надёжного почти не встретишь.

Меняется оболочка жизни, но её начинка, сердцевина, остаётся неизменна. Десятилетиями и веками.

…Бабка моя, калужская крестьянка 1903 года рождения, на свой последний поклон на малую родину, затерянную в брянских лесах, ездила в общем вагоне. От Архары до Москвы. Для неё не хватило в той стране плацкартной полки и понимания.

Дочка её, архаринская доярка с 40-летним стажем, получает пенсию, которой не хватает даже на лекарства. У неё тяжёлая форма бронхиальной астмы. Чтобы просто дышать, нужно не есть даже хлеба. В поликлинике бесплатного дают ровно на неделю.

Внук её работает шофёром на школьном автобусе. Добросовестно. За 8 000 рэ в месяц.

Правнучка её заканчивает медколледж. Учится хорошо. Медицину любит. Зарплата у неё будет такой, что бабушке дышать легче не станет.

Четыре поколения. Четыре имени. Четыре судьбы. Разных. И до слёз одинаковых…

Источник новости: http://www.amur.info/column/2011/09/12/